Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца] - Андре Бьёрке

Мы прошли прямо на кухню, сиявшую медной посудой, где Мария уже хлопотала у солидной чугунной плиты времен величия фабрики «Нэс Ярнверкс». Мария выглядела бледной и испуганной, и мы, словно уговорившись, не поминали ни о черном коте, ни о других представителях нечистой силы. Впрочем, оказавшись на кухне, мы забыли обо всех тайнах усадьбы. Насколько мне известно, привидения редко являются голодным людям, которые жадно наблюдают, как на шипящей сковородке румянятся аппетитные оладьи.

Когда мы поели, Арне показал нам дом и прежде всего картину Ватто. Это был шедевр, он не обманул наших ожиданий, и, безусловно, место его было в музее. Игра приглушенных, мягких тонов напоминала переливы света на море в солнечный день. Настроение картины было светлое и в то же время мрачное — диссонанс между беспечностью и грустью, характерный для искусства рококо. Я сразу влюбился в эту картину.

Мебель и обои в доме гармонировали друг с другом. Арне был неутомимым гидом. Он подводил нас к картинам, изображавшим то свору охотничьих псов, то молодую женщину с крутыми локонами, то группу пышнотелых купающихся нимф, сыпал именами французских и английских мастеров восемнадцатого века. Он также демонстрировал мебель, называя мастеров, стиль и эпоху, гордый, как князь, обладатель наследства предков. Однако попутно он рассказывал нам и о своих планах, связанных с будущим отелем. В одном месте он уберет стену, в другом — поставит новую, там будет бар, тут разместится оркестр.

Я так и не смог сосчитать, сколько в доме комнат, некоторые из них были скорее большими залами. Мы побывали в библиотеке, где за пыльными стеклянными дверцами книжных шкафов темнели кожаные фолианты, и в маленькой оружейной палате, в которой стены были увешаны старинным оружием — кортиками, кавалерийскими саблями с потускневшими золотыми шнурами, массивными пистолетами с инкрустированными рукоятками, почтенными карабинами и ружьями.

Наконец мы пришли в большую комнату на втором этаже, которая находилась в конце длинного коридора. В одном углу стояла кровать, однако вся остальная мебель не имела ни малейшего отношения к спальне. Там стоял великолепный стол, шкаф, украшенный тонкой резьбой, несколько уникальных стульев, обитых плотным шелком с изысканной вышивкой. Без сомнения, здесь была собрана самая ценная мебель во всем доме. Высокое, в человеческий рост зеркало крепилось мощными винтами к одной из стен — это была северная сторона дома. Зеркало доходило почти до пола, оно так помутнело и облезло, что человек, отражавшийся в нем, скорее напоминал неведомое морское чудовище. Стены в комнате были ядовито-желтого цвета, такого цвета мог быть рассвет в преисподней, если пользоваться лексикой Карстена.

— Ну, а это знаменитая Желтая комната, — сказал Арне. — Спальня капитана Корпа. Уютно, не правда ли? Здесь обычно и появляется черный кот. Там, в углу, стоят капитанские ботфорты. У этой комнаты своя, неповторимая атмосфера, вот где недурно было бы провести свадебную ночь.

Я ходил вдоль стен и разглядывал картины. Там было семь или восемь картин, изображавших юных особ, которые не злоупотребляли одеждой, зато явно злоупотребляли пирожными и взбитыми сливками.

— Сколько же, по-твоему, стоит все это собрание живописи? — спросил я.

— Одни эти полотна стоят несколько сот тысяч, — ответил Арне. — Это художники школы Буше и Фрагонара.

— Откуда тебе это известно? Откуда ты вообще знаешь, что сколько стоит в доме?

— Я же не кота в мешке покупал, если не считать, конечно, черного монстра, которого я получил в качестве бесплатного приложения к дому. Я знаю толк в делах. Еще в феврале я привез сюда целую армию специалистов: двух экспертов по живописи, архитектора по интерьеру, специалиста по стилям, архитектора-строителя и страхового агента. Все картины подверглись тщательной экспертизе, кроме картины Ватто. Потому-то я и хотел взять ее в Осло, чтобы показать еще одному знатоку. Подлинность мебели была установлена, цена определена — она в пять раз выше того, что я отдал за всю усадьбу.

— Значит, ты понес бы колоссальные убытки, если бы все это, например, сгорело?

— Я же не идиот. Все это полностью застраховано. И от воровства, и от пожара.

Моника стояла у окна и смотрела вдаль. Вид отсюда был великолепный — острова лепились к берегу, как цыплята к наседке, на горизонте небо сливалось с морем. Старый морской разбойник наверняка не раз тосковал по родной стихии, стоя у этого окна.

Вдруг Моника воскликнула:

— А вот и первое привидение! Кажется, оно идет сюда!

Мы с Арне подошли к окну. По берегу шел какой-то человек, судя по всему, он направлялся к дому. На нем была фетровая шляпа, куртка и резиновые сапоги.

— Если это и призрак, он умер всего каких-нибудь двадцать или двадцать пять лет назад, — сказал я.

Спустившись в кухню, мы застали Марию за веселой беседой с «призраком», который сидел за столом и ждал, когда поспеет кофе. Наконец и Арне узнал гостя и представил его нам. Это был местный ленсман Арнт Сёренсен. Его вид сразу внушал доверие. Он был из Эстланна.

— А я вижу: приехал хозяин, дай, думаю, загляну, — сказал ленсман, набивая трубку. — Люблю в свободное время пройтись по берегу. Я, понимаете, ищу тут кое-что. Не сочтите за глупость, но я хожу по берегу в надежде, что мне попадется какая-нибудь вещь, которая поможет пролить свет на таинственные события полугодовой давности.

— Вы имеете в виду историю с эстонским судном?

— Совершенно верно. Под Новый год мы нашли это судно без единого человека на борту. Я хорошо помню то утро. Ночью бушевал шторм, и мы получили сообщение, что кто-то видел дрейфующее судно возле Хейланда. Я сам отправился с лоцманом в море на его лодке, и мы нашли судно в миле от шхер, как раз напротив этого дома.

Судно было грузовое, примерно четыре тысячи тонн водоизмещением, черное, страшное, на борту ни одного человека. Мы покричали, но никто не отозвался. Шторм утих, и мы смогли подняться на борт. Я первый перелез через поручни и быстро обошел все судно.

Кубрик и каюты выглядели так, словно люди только что вышли оттуда, никаких следов паники или смятения я не заметил. Разве что некоторые койки не были заправлены, будто людей подняли по тревоге. Судя по всему, у матросов было достаточно времени, однако их сундучки были оставлены с ключами в замках, а под подушками мы нашли деньги, часы и другие ценные вещи. Непонятно, почему они вообще покинули судно, ведь течь была совсем пустяковая — в одном из трюмов вода поднялась всего на два фута.

— А спасательные шлюпки были на месте?

— Двух не было. Должно быть, они затонули или их унесло в море. Мы их не нашли.

— В исчезновении команды нет ничего загадочного, — сказал Арне. — По-видимому, они просто преувеличили возможную опасность. Допустим, отказала машина и была угроза, что судно в любую минуту налетит на шхеру. Они сели в шлюпки и потом погибли.

— Машина была в полном порядке, — сказал ленсман. — Однако тайна на самом деле заключается вот в чем: в трюме мы нашли семнадцать больших ящиков с деталями, предназначенными для какой-то республики в Центральной Америке, для Коста-Рики, если не ошибаюсь. Но из судовых документов явствовало, что груз состоял из двадцати ящиков. Три ящика пропали, причем они лежали, вероятно, на самом дне, потому что верхние ящики были разбросаны и перевернуты, было даже видно место, которое занимали три пропавших ящика. Любопытно, не правда ли: команда бросает свои вещи, в том числе и ценные, но дает себе время и труд спасти три ящика с никому не нужными деталями.

Темная история. Что-то тут не чисто. Этот случай не идет у меня из головы. И полиция в Осло просила меня по возможности содействовать раскрытию этого дела. Когда у меня выдается минута, я непременно прихожу сюда. И если вы вдруг обнаружите что-нибудь интересное, например обломки шлюпки или даже труп, выброшенный на берег, поставьте, пожалуйста, меня в известность. Буду вам очень признателен.

Ленсман Сёренсен поужинал вместе с нами, а потом скрылся в темноте августовской ночи. Было уже поздно, день у нас выдался трудный, и нам хотелось поскорей лечь спать. Мы закрутили фитиль большой керосиновой лампы, которая стояла в гостиной, и темнота, до сих пор таившаяся по углам, подступила к нам вплотную. По стенам прихожей в неярком, дрожащем свете стеариновых свечей плясали огромные фантастические тени. Мы проверили, надежно ли заперта входная дверь, и стали осторожно подниматься по лестнице.

Мария снова побледнела, ее трясло от страха, она наотрез отказалась спать одна, и мы решили, что они с Моникой разместятся вдвоем в большой угловой комнате. Мы с Арне, демонстрируя истинное мужество, заняли две соседние комнаты. Моя комната при свете дня выглядела прелестно: кровать с пологом, на стенах — пожелтевшие офорты и модель старинного военного корабля с пушкой на носу. Однако ночью она утратила часть своей прелести, и когда я лег и укрылся холодной периной, то, честно говоря, храбрости у меня поубавилось.